We are the ones… Мы – избранные…
И хор голосов подхватывает:
Далеко от сердца, далеко от глазМаленькая девочка из старого города,Мир голубой, как ты,Макумба, Макумба…Я тоже отправлюсь туда…
В наступившей тишине Герман разрывает круг, хватает скрипку, взмахивает смычком и извлекает из инструмента ноты слез и огня.
Играет он хорошо, что есть, то есть. Первой мелодию узнает Мария-Кьяра и начинает петь. Окружающим кажется, что они репетировали все лето.
Вечно молодым, я хочу быть вечно молодым,Ты точно хочешь жить вечно?Вечно.
Голоса Кьяры и скрипки летят к небесам. Никто не подпевает. В такие моменты слова не нужны даже лучшему из писателей. До чего же мне хочется, чтобы вы услышали, как плачет скрипка, а человеческий голос утешает ее!
Вот ведь странность – самые идиотские песни о любви пробирают до дрожи даже того, кто носит футболку с надписью Back in Black. Николя знает правила игры, он бросает гитару на песок. Аурелии до него далеко, она смотрит на немца и итальянку глазами жандарметки, словно хочет взять их под стражу за нарушение тишины в ночное время, превышение сердечного ритма и непристегнутый ремень безопасности в кресле ракеты, летящей к Млечному Пути. Аурелия бросает страстные взгляды на Николя, но мой братец-недотепа ничего не замечает.
Последние ноты тают во мраке.
Все аплодируют.
Вечно молодой…
Конечно.
Герману хватает сообразительности молча вернуться к друзьям. Он протягивает руку Аурелии, та – Червоне, и так по кругу… Николя делает мне «страшные глаза» – я, как Золушка, забыла о времени. Вообще-то перед балом меня навестила не фея-крестная, а грозная Пальма Мама и отдала приказ: «Чтобы в полночь лежала в постели!» Я нехотя бреду в кемпинг, оставив маленьких мужчин и женщин (они старше меня всего на три года!) наедине с их утопиями. Бросив последний взгляд сверху, вижу распавшийся круг: Аурелия и Герман держатся за руки, Мария-Кьяра положила голову на плечо Николя, Тесс и Кэнди достались Червоне.
Подхожу к бунгало, нарочно шаркая по гравию, наливаю себе минералки и опять-таки намеренно хлопаю дверцей холодильника, снимаю ремень с пряжкой в виде черепа, кольца и швыряю их на стол. Пальма спрашивает, как все прошло, я односложно отвечаю «хорошо» и закрываю ногой дверь моей комнатушки. Внутри дико жарко, и я распахиваю обе створки окна, ложусь, не раздеваясь, на кровать и честно пытаюсь заснуть. Ничего не выходит, я бесшумно поднимаюсь и вылезаю на улицу.
Четыре утра. Да знаю я, знаю, что обещала брату не шнырять по-мышиному и не шпионить хотя бы до завтрашнего дня. Я дала слово с чистым сердцем, потому что у меня было дело поважнее: убедить дедулю насчет дельфинов…
Все получилось – сегодня утром он сказал «да»! Наталь будет в восторге. А я скучать не намерена.
Пляж опустел, костер почти догорел, подростки разошлись. Николя остался один, он ворошит угли, и они потрескивают, как цикады на рассвете.
Где все остальные? Пошли спать?
А Мария-Кьяра?
Она появляется из воды, как нимфа, сирена, наяда, – я так и не выучила, чем водяные божества с женскими телами отличаются друг от друга.
– Ты идешь?
Мария-Кьяра делает несколько шагов, мерцающие красным угли и бледная луна высвечивают сначала ее тень, потом силуэт и блики на нем. Нижняя половина тела еще в воде.
– Так идешь или нет, Нико?
– Ты с ума сошла, вода ледяная.
Я наблюдаю из темноты, замерев от потрясения, и запоминаю. Учусь тому, о чем не рассказывают дочкам их мамы.
– Лови! – Мария-Кьяра взмахнула купальником. – Ну же, лови…
Она пританцовывает, и тень обнимает ее тело, скрывает и тут же обнажает шею, прячет соски и через мгновение высвечивает их, как рука в черной перчатке, играет с холмиками грудей, приподнимает, сдавливает, возбуждая ночь.
Николя встает.
Значит, вот так это работает… Обольщение. Вихрь, водоворот чувств – и все?
– Слишком поздно, – с вызовом сообщает итальянка, и кружевная штучка шлепается на песок, как медуза.
Поторопись, малыш Нико… Мой тупоголовый старший брат снимает рубашку и аккуратно кладет ее на песок. Неужели его нарочитая медлительность тоже часть игры?
Я никогда не сумею… так. Когда найду своего мужчину, проглочу его живьем!
– Seconda possibilità?
Еще один кусочек прозрачного кружева как по мановению волшебной палочки оказывается в руке Марии-Кьяры. Вода по-прежнему доходит ей до пояса.
У Николя кончилось терпение, брюки и трусы падают на песок, и тут я закрываю глаза, уж простите, мой ночной читатель, но вид голой задницы брата меня не вдохновляет.
Снова взглянув на место действия, понимаю, что «актеры» превратились в невидимок. Я слышу, как они смеются, воркуют, играют в волнах, и обещаю себе заткнуть уши и склеить веки, если они умолкнут, проще говоря – уйти.
Я знаю, что должна поступить именно так…
Опоздала! Мария-Кьяра выходит первой. Голая. Невероятно красивая – я такой никогда не стану. Мало кто станет. Вся женская половина Галактики проклинает ее за красоту.
Мария-Кьяра продолжает смеяться, чуть истерично, фальшиво, как гитара Нико. Это отнимает у нее толику сексуальности, но она все равно может дать сто очков форы остальным.
Мария-Кьяра неторопливо подбирает разбросанную одежду.
Поторопись, Нико, дичь вот-вот ускользнет!
Я запоминаю правила игры… Спасибо, Кьяра.
Она уже оделась, и Николя выходит на песок. Кажется, ему немножко стыдно. Он надевает джинсы, стоя на одной ноге, как цапля. Мария-Кьяра дарит ему долгий поцелуй и… исчезает.