Клотильда хотела было возразить, но Кассаню знаком призвал ее помолчать.
– Ну вот, теперь ты смотришь на меня с жалостью, как будто я сейчас умру у подножия этого креста. Никто на острове, никто в клане не смотрит на меня так. Никто не называет дедулей.
Клотильда поняла, что больше ничего не вытянет из старика, но не расстроилась: она не за этим лезла на гору.
– Заметь, что я тоже больше не говорю «дедуля». Маленькая девочка, которая так к тебе обращалась, умерла 23 августа 1989 года на скалах Петра Кода. Ее семья погибла. Ее детство закончилось. В тот день умерло все. Знаешь, что нас сближает, Кассаню? В тот вечер мы оба утратили иллюзии. Я не прошу нарушить омерту. Жалость тоже ни при чем. Мне нужна от тебя услуга.
Темные глаза Идрисси блеснули.
– Какая?
– Оказать ее может только тот, кому не страшны полицейские, кто не боится сам вершить суд.
– А почему ты считаешь меня таким человеком?
– Может, я и не принадлежу к вашему клану, но одно знаю точно: вам не нравится официальное правосудие, вы не слишком доверяете префекту, нотариусам и жандармам…
Старый корсиканец ухмыльнулся:
– Я как мог всю жизнь пытался бороться с несправедливостью.
Клотильда приложила палец к губам:
– Тсс… Помнишь, что ты сказал на этом самом месте двадцать семь лет назад? Простую фразу, меньше двадцати слов: «Ты никогда не сдаешься, внучка? Из тебя выйдет хороший адвокат». Так и получилось. Ты признаешься в тот день, когда будешь нуждаться в моих профессиональных услугах, а до тех пор я ничего не хочу слышать об утонувших торговцах бетоном, взорванных виллах, неопознанном трупе, всплывшем в бухте Кровани, – если верить сегодняшним новостям, и грузовиках, сгоревших на дороге в Альгайолу вместе с грузом… Хоть мне и жаль, что в списке потерь нет Червоне Спинелло.
Еще одна веселая ухмылка. Возможно, вертолет вызывать не придется и Кассаню спустится с горы сам.
– Мне необходимо твое вмешательство, – доверительным тоном произнесла Клотильда. – Не совсем законное. Потенциально опасное. Хочу, чтобы ты вызвал к себе нескольких решительных мужчин. Вооруженных мужчин.
Кассаню изумился. Возможно, в жилах внучки все-таки течет немного его крови и она хоть полшага, но сделает внутрь родового круга.
– Вооруженных? Я старик и больше не имею влияния. Кого ты хочешь…
– Ладно-ладно-ладно… – Клотильда протянула деду телефон: – Не сомневаюсь, что тебе достаточно сделать пару звонков и набежит куча корсиканцев, готовых исполнить поручение.
– Смотря какое…
– Нейтрализовать охранника. Может, двух. Мускулистых, но без оружия.
Кассаню закрыл глаза. Представил себе эту сцену.
– Место действия?
– Это вызовет у тебя воспоминания. Павильон «Тропи-Каллисте», пляж Ошелучча. Не уверена, что ты видел афиши, но мне нужно подобраться к Марии-Кьяре Джордано.
– К этой шлюхе?
Значит, афиши он заметил…
– О чем ты хочешь ее расспросить?
– Мне нужна правда! – отрезала Клотильда. – Правда о смерти твоего сына. Моего отца. Моей матери и моего брата. Только Мария знает правду, которая неведома даже тебе.
Она не думала, что реакция будет такой сильной. Ей показалось, что Кассаню сейчас потеряет сознание. Он моргал, пыхтел, кашлял, медленно сползая на землю, как будто решил умереть на вершине, сложив руки крестом на груди назло австриякам.
Клотильда перепугалась и не знала, что делать, дала деду воды, сжала его пальцы, словно хотела удержать птицу-жизнь в своих ладонях. Прошло несколько долгих минут, прежде чем Кассаню окончательно пришел в себя. Он словно бы все проанализировал, восстановил дыхание и схватил трость:
– Помоги мне встать, девочка. На спуск у нас уйдет не меньше часа. По дороге я воспользуюсь твоим телефоном и найду тебе вооруженных парней в масках.
Вторник, 22 августа 1989 года,
шестнадцатый день каникул,
небо фарфорово-голубое
We are the world. We are the children.
Я – движение, и все вокруг – движение, я пою, держа за руку соседа, мы стоим вокруг костра на пляже де л'Альга и раскачиваемся, чтобы выразить общность возвышенных чувств. Николя находится в центре круга – наверняка надеется, что отсветы огня помогут ему разобрать гитарные табулатуры, в которых он мало что смыслит. Мой брат держит ритм, как умеет, воображая себя Марком Нопфлером, а Эстефан (его кумир Маню Катше) аккомпанирует ему на джембе.
Скоро полночь, с неба на нас смотрят Бетельгейзе и ее многочисленные подружки. Сегодня вечеринка благонравных детей. Они жарят маршмеллоу, поют Боба Марли, ле Форестье и телехиты. И вот настало время смеха и песен…
Настало и снова отправилось в путь, это время «Острова для детей».
Сегодняшний праздник придуман, чтобы отвести глаза родителям и получше замаскировать завтрашнюю затею Николя – рейд в «Камарг». Туда отправятся только старшие и почти совершеннолетние. Вместо звезд там будут лазерные лучи, музыка в стиле техно и косячки, а малышня пусть довольствуется гитарными переборами и мармеладными мишками.
Нико решил прыгнуть из детства в зрелость ровно за сутки.
Чуточку слишком стремительно, согласны, мой доверенный читатель?
Они как будто не ведают, чем все закончится! Торопятся флиртовать, спят сначала с кем ни попадя, потом с одной-единственной, притираются друг к другу, женятся, занимаются любовью реже – раз в месяц, раз в год (в годовщину первой встречи), заводят любовницу, еще одну… Повторяют путь родителей. Моих родителей.
We are the children. Мы – дети.
Мария-Кьяра воображает себя Синди Лопер и горланит, перекрикивая остальных: «Well, well, well!» Голос у нее красивый, кто бы спорил, так что недоволен один Герман. Он хотел бы спеть 99 Luftballons, но текст песни «Нены» на немецком кроме него понимают только голландцы Тесс и Магнус. Циклоп молчит и дуется как придурок: взял скрипку, собирался аккомпанировать, а его зашикали, предпочли жалкие аккорды Николя (говорю честно, хоть он и мой брат!). Герман держит за руку Аурелию, та – Червоне, а он – Канди. Любовный круг, который неизбежно превратится в хоровод горя.