Время – убийца - Страница 98

Через девять минут все будет кончено.

Чуть раньше отмеренного ему срока.

Врач говорил о девяти месяцах.

«Пассат» приближался к шоссе D81. Удаляясь от побережья, дорога спрямлялась, и Клотильда поехала быстрее. Метров через пятьсот придется снова сбросить скорость.

Она зажала телефон в коленях и крикнула деду:

– Это Герман! Придурочный Циклоп!

Кассаню повернул голову:

– Герман Шрайбер?

Клотильда смотрела на дорогу.

– Да, он всех убил. И через десять минут сделает это снова, если мы опоздаем. Он похитил Валу и маму.

– Исключено…

20:53

– Ничего подобного, дедуля! Я вчера говорила с ним по телефону и…

Старик положил руку ей на колено:

– Повторяю, это исключено. Ты не могла вчера говорить с немцем. – Он сделал долгую паузу. – Герман Шрайбер умер в девяносто первом, через полтора года после аварии, в которой погибли твои родители, немного не дожив до двадцати.

20:54

«Фуэго» проехал мимо скал Капо Кавалла.

«На месте в 21:02», – сообщил GPS. На дисплее навигатора в стилизованным виде отображался окружающий пейзаж. Ярко-синее море, гора цвета хаки, кофейно-кремовое небо.

«Безвкусная и кричащая картинка, – подумал Якоб Шрайбер, – настолько же уродливая, насколько прекрасна реальность…»

Заходящее солнце окрасило мыс Ревеллата, маяк, цитадель Кальви в алые тона. Он сбросил скорость, чтобы насладиться видом. Плевать на точный расчет времени и хронометр GPS, он нагонит после мыса Кантателли. Дивный пейзаж – единственное, о чем он будет сожалеть.

Дорога снова повернула к горам. В сухой маккии паслись тощие коровы. Он прибавил газу, подумав, что ведет себя глупо, размышляя о предстоящем. Даже если бы Клотильда Идрисси не вернулась на Корсику, чтобы разбередить только-только затянувшиеся раны, лето 2016 года все равно стало бы для него последним. Старейший постоялец кемпинга «Эпрокт» решил распрощаться с жизнью на Корсике. Вместо того чтобы угасать в больнице в Леверкузене, лучше умереть в этих райских декорациях. А загробная жизнь… Неизвестно, есть там что-нибудь или нет.

«Самое большее – девять месяцев…» – сказал его доктор.

Первая опухоль появилась чуть выше печени восемь лет назад. Ему вычистили пищевод, как вычищают водосточный желоб мини-мойкой «Керхер», но ядовитый дождь продолжал орошать поджелудочную железу, легкие, желудок. Опухоль выиграла сражение. Он думал, что эта сволочь возьмет верх раньше и жизнь на пенсии не продлится дольше пяти лет. И тут бухгалтер компании «Байер» сообщил, что, уйдя с работы досрочно, он станет получать ежемесячную прибавку в триста евро – за то, что столько времени травился продукцией знаменитой фармакологической фирмы. Он трудился на предприятии пятнадцать лет, был специалистом, наблюдал за поточными линиями из-за защитных экранов. Рабочие, занимающиеся погрузкой, разгрузкой и очисткой чанов, обходились дирекции «Байера» гораздо дешевле.

Он посмотрел в зеркало. Интересно, его пассажирки догадываются, что их ждет? Пальма наверняка все поняла: красный «фуэго», указания GPS, девочка на заднем сиденье. Не дочь – внучка, но ощущение дежавю полное… Валентина прочла дневник матери и теперь тоже в курсе. Обе сохраняют спокойствие, что немудрено: если тебя упаковали, точно новогоднюю елку в сетке, не очень-то подергаешься. И лишь тлеет крохотная надежда, что происходящее – блеф, дурная шутка, инсценировка… Или что парапет у карниза Петра Кода надежно укрепили.

Впереди показалась бухта Никьярето. Якоб Шрайбер вел машину на крейсерской скорости. В последние дни он снова перечитывал дневник Клотильды, страницу за страницей, и его ненависть, и так не угасавшая двадцать семь лет, разгорелась с новой силой.

Его сын Герман ничего плохого не сделал.

Во всем виноваты Мария-Кьяра, Николя, Червоне, Аурелия и все остальные высокомерные эгоистичные недоросли. Клотильда подробно все описала в дневнике. Эти дрянные детки вскормили его гнев, зависть и безумие. Герман был милым, серьезным, трудолюбивым и хорошо образованным мальчиком. Учился сначала в католической гимназии Лизы Мейтнер, потом в леверкузенском лицее Вернера Гейзенберга, в шесть лет стал юным скаутом, в пятнадцать – скаутом-следопытом. У него в кулаке всегда был кусочек пластилина, в кармане блестящий камешек, а в зубах – травинка.

Герман был нежнее своих ровесников. Он любил музыку. Ценил красоту. Занимался сольфеджио. Учился играть на скрипке, писал морские пейзажи и небо бледными, размытыми красками в студии художника-акварелиста, всю жизнь проработавшего в музее современного искусства в замке Морсбройха. Герман был единственным сыном Якоба. Он создавал свой собственный мир из найденных им сокровищ. На стенах его комнаты висели не постеры со знаменитыми теннисистами, певцами и гонщиками «Формулы-1», а десятки страниц гербария, который он постоянно пополнял. В десять лет Герману пришла в голову замечательная идея: он будет собирать коллекцию звезд. Морских и рождественских, звезд шерифа, звезд на ночном небе, сфотографированных из сердца леса, звезд на флагах, афишах, книжных обложках.

Благодаря своим блестящим способностям Герман поступил в Мюнхенский технический университет на факультет прикладных искусств. Он был и художником, и ремесленником. Его интересовали физика, механика, как работают вещи, но в первую очередь – красота, материальность красоты. Он считал, что природа – величайший гениальный творец и ей одной удается достичь высшей гармонии и совершенства, а люди должны восхищаться ею, вдохновляться, подпитываться от нее.