Время – убийца - Страница 34

Толпа танцевала на другом конце пляжа под музыку в стиле техно, мало похожую на «мелодии восьмидесятых».

Побудем еще, мама?

Немного, ответила Клотильда на просительную эсэмэску дочери. Валу написала, как только отзвучала последняя песня итальянки, то есть двадцать минут назад. Клотильда ждала на грунтовой стоянке, рядом с караваном автобусов. Других поклонников поблизости не было, но дверь оставалась закрытой, а секьюрити и слушать ничего не желал.

– Может, вы все-таки постучите? Скажете, что фанатка хочет поговорить, ей будет приятно.

Мускулистый гигант снизошел до улыбки – наверное, пожалел «пожилую тетку», – но просьбу выполнил.

– Мадам Джордано, это к вам.

Мария-Кьяра отреагировала мгновенно. Она была в пеньюаре и полотенце-тюрабане на голове, с умытым лицом.

– Ну?

Клотильда не ожидала, что она окажется такой красивой. Подтяжки, липосакция, силикон сделали свое дело, и пластический хирург поработал на славу. «Напоминает машину, переделанную на индивидуальный лад, – подумала Клотильда. – Слегка вульгарная, но оригинальная, гордится своей особостью и привлекательностью. Ей плевать на восторг и замешательство. Какая разница, кем быть – монстром или иконой?»

– Дашь сигаретку?

Телохранитель – он был лет на двадцать пять моложе дивы – нервным движением достал из пачки сигарету, прикурил с видом перепуганного Джона Уэйна и поднес ее к губам Марии-Кьяры, не зная, куда девать глаза.

Сейчас он больше всего напоминал пажа у ног королевы.

– Значит, ты и есть моя последняя поклонница? – спросила Мария-Кьяра. – Надеешься войти? Даже не думай, красавица, я не из тех, кто меняет окрас, когда мужики отворачиваются!

Она расхохоталась.

Пластика и удлиненные к вискам глаза делали ее похожей на кошку. Клотильда почему-то очень не любила слово «пума», но сейчас оно было вполне уместно.

Нет, все-таки тигрица…

– Я Клотильда. Сестра Николя. Помнишь Николя Идрисси?

Мария-Кьяра прищурилась, как будто пыталась вспомнить, хотя Клотильда готова была поклясться, что ее узнали с первого взгляда – выдали побелевшие от напряжения пальцы, вцепившиеся в облупленную дверцу вагончика.

Мария-Кьяра покачала головой:

– Не помню. Кто-то из бывших?

Вид у нее был искренний. Можно подумать, Берлускони нанимает танцорок в кордебалет за актерский талант. Клотильда пожалела, что не захватила с собой фотографии Николя.

– Лето восемьдесят девятого. И пять предыдущих – начиная с восемьдесят четвертого.

Певица выдохнула дым в лицо телохранителю и заправила выбившуюся мокрую прядь под полотенце. Рукав пеньюара соскользнул к плечу, обнажив татуировку в виде розы в черных шипах.

– Восемьдесят девятого! – изумилась звезда. – Увы, куколка, мы не молодеем. Я тогда была бомбой-сладкоежкой, выбирала парней, как лакричные палочки из пакетика «Харибо», и твой братишка…

Ты не могла забыть год, когда потеряла девственность, киска, так что не морочь мне голову!

– Высокий блондин. Милый. Год ламбады. Он танцевал почти так же хорошо, как ты.

Мария-Кьяра выплюнула окурок, нервно ковырнула краску.

– Прости, дорогуша. У меня пять тысяч фанов на «Друзьях детства», а тех, кто меня тискал, вообще не перечесть.

Наглое вранье! У Клотильды не осталось выбора. Она решилась.

– Я говорю о том, кого нет на свете, Мария. Он погиб на дороге к мысу Ревеллата. В тот вечер, когда вы с ним должны были впервые заняться любовью.

Красный ноготь сломался.

Улыбка осталась холодной.

Браво! Гран-при Венецианского кинофестиваля за лучшую женскую роль!

– Прости, не помню. Я очень устала. Заглядывай как-нибудь. Пока.

21

Четверг, 17 августа 1989,

одиннадцатый день каникул,

грандиозно голубое небо

Порт Stareso – это бетонный причал и три дома под маяком де ла Ревеллата. Довольно долго он был закрыт для публики. Здесь находится научная база океанологов, но этим летом они начали пускать посетителей – ныряльщиков, рыбаков и – раз в неделю – дюжину бродячих торговцев, которые продают на молу товары местного производства.

Мама не могла этого пропустить. Она об-б-бож-а-а-ает рынки.

Ей нравится разыгрывать «даму в панаме». Она слоняется, смотрит, щупает, восторгается, приценивается, торгуется, ругается, уходит и возвращается, покупает и тут же об этом жалеет. Когда мне было двенадцать, мы провели неделю в Марракеше. Я чуть не умерла со стыда на базаре, куда опрометчиво согласилась пойти вместе с мамой.

Сегодня утром, за завтраком, я совершила роковую ошибку, снова поддавшись на мамины уговоры сопровождать ее. Это заняло все утро. Устав от толкотни и едва не попав под детскую коляску (!), я устроилась отдохнуть на одинокой скамейке. На самом солнцепеке. Маскировка – наушники (без Ману Чао я никуда) и (для разнообразия) «Корс-Матен» на коленях. Меня заинтриговал набранный крупным шрифтом заголовок на первой полосе.

...

УПАЛ ЗА БОРТ?

Некий Драго Бьянчи, подрядчик из Ниццы, объявлен пропавшим без вести. Нашли яхту, удочку, но не его. Этот тип сделал состояние в секторе строительства и общественных работ – видимо, он из тех, кто умеет превращать бетон в золото. Не исключено, что золото в карманах превратилось в бетон и утопило его. Другие островные новости меня не заинтересовали, и я предпочла наслаждаться окружающим пейзажем.

Хотите опишу? Постараюсь найти верные слова.

Итак, напротив меня стоит маленькая, синяя с белым рыбацкая шхуна – скорее большая лодка, чем траулер. Никаких парусов, только мотор, железные вериги валяются где попало, в сетях цвета зеленой воды, как в огромном коконе, расположилась гигантская гусеница, составленная из желтых буйков. Когда сети распутают, из них вылетит самая большая бабочка в мире.